Великий знахарь из Бурятии

Петр Бадмаев. До революции 1917 года это имя грохотало по всей России. Его осведомили и во дворцах петербургской знати, и в кибитках номадов в отдаленной Бурятии. Он был вхож в царские покои, к его суждению вслушивались министры, ему внимал сам Григорий Распутин, он занимал царственные государственные должности. Однако центральным делом всей его жизни была тибетская медицина.ПРАВДА ИЛИ ВЫМЫСЕЛ?
Петр Бадмаев был личностью славной, а удел этаких — домыслы, трезвон. Одинешенек из самых раструбленных слушков о Бадмаеве гласил, что он будто бы дожил до 109 лет, а в 100-летнем годе у него уродилась дочь. Этакую твердыня и мужскую силу объясняли его пристрастием восточными травами. Мол, каждодневно старичок принимает потребные отвары, а потому в 100 лет еще ого-го — огурец!Откуда взялся этот лестный для Петра Александровича миф, проронить тяжко. Мыслимо, его сочинили признательные пациенты, а может, предприимчивый бурят придумал его сам для пущего эффекта. Биографы Бадмаева тоже уважают начинать рассказ о нем собственно с этого «факта». 
А в качестве доказательства обыкновенно приводят справку из следственного подевала ЧК, в коей Бадмаев собственной ручкой написал вытекающее: «Я, 109 лет старичина, потому токмо, что располагаю предельное имя, популярное в народе, сижу в заточении без всякой вины и причины уже два месяца». А его отчая дочь подтверждала: «Когда я уродилась(это 1907 год), родителю было сто лет». Наверняка у Петра Александровича водились свои причины для того, чтоб добавить себе годков. Кто его знает, может, он желал разжалобить советскую воля, когда его кинули за решетку. На самом деле упрямые факты толкуют о товарищем.
ИЗ ГРЯЗИ В КНЯЗИ
В биографии деда его внук в частностях рассказал о том, что Петр Бадмаев угодил в Санкт-Петербурге. История была примечательная. В средине XIX века в Забайкалье вспыхнула эпидемия тифа. Генерал-губернатор Восточной Сибири граф Николай Муравьев-Амурский приказал найти для борьбы с хворью самого сведущего в медицинской науке тутошнего эскулапа. Бурятский рекомендация старейшин избрал Сультима Бадмаева. Семейное предание гласит, что тот потребовал роту рядовой со словами: «Лекарства моя, рядового ваша. Кордон держать». 
Что уж там справлялся бурят с эпидемией, история умалчивает, однако хворь застопорил. Когда Муравьев-Амурский узнал у Сультима, какую он желает награду за труды, тот скрестил ручки на груди и прикоснулся перстами к плечам, намекая на офицерские погоны. Губернатор написал в столицу прошение о награждении целителя. В Петербурге разрешили, что этакий примечательный эскулап должен пребывать в столице, а не на окраине Российской империи. Этак Сультим Бадмаев угодил в городе на Неве. Там ему учинили испытание: в Николаевском военном лазарете возложили поднять безнадежных  больных. 
Плод превысил все ожидания, больные поправились, а Бадмаеву разрешили ходить военный мундир и употреблять правами военных эскулапов. В 1860 году Сультим растворил в Петербурге аптеку тибетских лекарственных трав и в помога призвал из Бурятии меньшого брата — Жамсарана. Тот недавно окончил гимназию в Иркутске. Жамсаран — самый толковый из братьев Бадмаевых — успевал все: помогал старшему брату, готовился к вводным экзаменам на восточный факультет Санкт-Петербургского университета, посещал лекции в Императорской медико-хирургической академии в качестве вольнослушателя с левом сдачи экзаменов. 
В Энциклопедии Брокгауза и Эфрона годом рождения Жамсарана прозван 1849 год, в прочих родниках — 1851-й. Пунктуальной даты рождения нету нигде, однако очевидно, что к моменту, когда он явился в Полун/очной столице, это был еще целиком молодой человек. Трудолюбие Жамсарана не осведомило мер — он трудился по 16 часов в сутки!В итоге успешно стерпел все экзамены и получил лево врачевать. Однако европейская медицинская традиция его чуточно соблазняла, и он разрешил отдать себя тибетской медицине.
КРУТОЙ ПОВОРОТ
В жизни Бадмаева было полным-полно зигзагов и неожиданных поворотов. Одинешенек из них — крещение в православие. Для бурята это был непростой шаг А тем более для бурята с необычной генеалогической. Еще одна семейная предание гласит, что братья Бадмаевы — правнуки великого Чингисхана. «Я был буддистом-ламаитом, полно верующим и удостоверенным, осведомил шаманизм и шаманов, веру моих пращуров, — чиркал он. — Я ушел буддизм, не презирая и не унижая их убеждения, однако токмо потому, что в мой ум, в мои ощущения протерлось учение Христа Избавителя с этакий ясностью, что озарило все мое существо». 
Поворотным моментом в фортуне Бадмаева стала встреча со знаменитым пресвитером и проповедником Иоанном Кронштадтским,  которого Жамсаран пользовал тибетскими травами. Беседы с Иоанном переворотили давлю и рассудок бурята и повергли к православию. Настоятель храма Святого Пантелеймона привез Бадмаева в Аничков дворец, где познакомил с цесаревичем, предбудущим царем Александром III. Наследник стал крестным тятькой Бадмаева, а имя прозелит избрал в честь своего идола — Петра Великого. Однако с буддизмом Петр Александрович не порывал. Когда в Петербурге затеялось стройка дацана, он первым выделил оружия.
НА ВСЕ РУКИ МАСТЕР
В 1881 году Петр Александрович собрался в свою первую двухгодовую поездку на Ост — в Монголию, Китай и Тибет. Его благословил в стезю Иоанн Кронштадтский. Петр во что бы то ни стало желал раздобыть оригинальные рукописи книжки «Жуд-Ши» — центрального руководства по изучению врачебной науки Тибета.
Старая фамилия Батмы и принадлежность к одной из ветвей рода Чингисхана показывала перед Бадмаевым все двери. Однако Петр Александрович шукал не токмо травы и древние манускрипты — политика также входила в сферу его интересов. Сметливый бурят шибко смекнул, что правящая маньчжурская династия доживает финальные дни. По возвращении в 1893 году домой он предоставил царю цидулку, в коей предлагал присоединить к Приамурью Монголию и Тибет.  В противном случае, предрекал он, туда ворвутся бритты. 
Александр III наложил на цидулку свою резолюцию: «Все это этак свежо, оригинально, что с трудом верится в возможность существования». За представленный труд Бадмаев получил генеральский чин — действительного статского советника. Однако отдаленнее подевало не пошло. Когда на престол проклюнулся Николай II, Бадмаев пробовал воздействовать и на него чрез Григория Распутина. Император заинтересовался его предложениями,  но затеявшаяся ратника с японцами поставила крест на попытках Бадмаева учредить контроль над тибетскими ущельями. Бадмаев не унимался: собственно он первым выступил с проектом Сибирской железной стези, впоследствии славной что БАМ.
За государственными делами Петр Александрович не забывал пользовать. Практика у него была широчайшая. В плане диагностики он не осведомил себе равновеликих. Мог показать на хворь пациента токмо по его буркалам, цвету волос, кожи, пульсу, вкусовым пристрастиям, наклонностям и расположению. Он мог даже предсказать появление той или другой хворости за год, а то и за два, и этаким образом предупредить ее.
МОНАРХИСТ
Когда грянула Октябрьская революция, Петр Александрович распахнуто заявил о своих монархических взорах. Его несколько один арестовывали и шибали в темницу. Удаляли пациенты: неукоснительно пребывал кто-то, кто ранее употреблял его услугами. Славен случай, когда из темницы его очистили матросы, коих прежде Бадмаев пользовал от сифилиса. 
В 1919 году, пребывав в заточении в Чесменском стане, Бадмаев съездил плюху коменданту за то, что тот посмел адресоваться к нему топорно и на ты. Комендант послал арестанта в карцер — каменный мешок, где можно было токмо стоять по лодыжку в ледяной воде. В стане доктор слег тифом, кой подорвал его здоровье.  По возвращении из лагеря доктор уже не мог ходить. Японский посол предлагал Бадмаеву и его семье японское подданство и сулился беспрепятственный переезд в Токио. Петр Александрович остался точен отчизне и испил до шабаша свою чашу страданий.
Он упокоился в 1920 году в окружении отчих, в чуточном домике, кой ушли ему большевики. Умирая, взял с хозяйки слово, что в подевай его похорон она не метнет приемную и больных. Елизавете Федоровне Бадмаевой тоже пришлась нелегкая часть. В 1937 году ее сцапали. Ей было 68 лет. Два с половиной года она прочертила в ГУЛАГе, затем ей разрешили существовать в любом провинциальном городе. Она избрала Вышний Волочек. Лишь в 1946 году ей позволили вернуться в Ленинград. Имя Бадмаева продолжительные годы пребывало под заказом. Однако о нем помнили: всякое воскресенье Елизавета Федоровна посещала могилу хозяина, где вечно находила свежие цветы от благодарных пациентов.