Моя дочь — Феникс. Часть 1. Глава 1: Новое слово

Зовут меня... Хотя зачем вам это знать, у меня просто была жена, от которой осталась маленькая дочь. При рождении её назвали красивым именем Даша, но со временем я понял, что это имя грубое, пошлое и незатейливое.

Уже вижу недоумение в ваших сердцах. Что же — поясню сразу и это.

Представьте тёплый вечер, по небу плывут едва уловимые нити облаков — уже неделю не было видно ни одного признака дождя — вы идёте по вытоптанной среди колосящейся пшеничной поляны дорожке, по которой гуляет ветер (довольно странное, кстати, место для гуляний — кто её там вообще мог вытоптать) и юную чаровницу, идущую вам навстречу в лёгком платье из ситца со шляпкой на голове и красивых лёгких сандалиях на босу ножку, — в её взгляде есть нечто хищное, она словно манит вас к себе. Лёгкое дуновение ветра — и подол платья поднимается, оголяя гладковыбритую ножку и бесстыдно раскрывая трепетный бутон желания. «Вот это шалава! Бесстыдная тварь! Хоть бы трусы надела, отъебут же!» — подумаете вы... Эм-м-м... хорошо, не буду обобщать — так подумал конкретно я. Да, я нормальный мужик, и у меня возникают нормальные животные инстинкты, когда я вижу неприкрытое тело — я даже мысленно уже снял с неё и само платье, уложил на мягкую простыню, неизвестно откуда взявшуюся здесь, и засунул два пальца в сладкий бесстыдный ротик, чтобы заставить её глаза вспыхнуть ярким пламенем.

Ещё одно движение — и мой ремень слетает с брюк в порыве страсти; следом она кидается на меня, не снимая лифчика («странная баба — вновь думаю — трусов нет, а лифчик, сука, надела! «) и старается покрепче меня обнять своими выбритыми ногами. А у меня-то там волосистость далеко не пацанячья — даже стыдно малость. Хотя чего там стыдно — насаживаю её на себя и, издавая орлиный клёкот — потому что мне становится реально больно (а по-моему орлы орут как будто им член прижали, когда они оприходовали свою орлицу, разрывая ей её орлиную жопу в пух и перья в прямом смысле этого слова) — начинаю её понемногу, но со вкусом, наяривать. Хлещу по щекам, чтобы она отрезвела, долблю своим буровым молотом отверстие в шахте. Не испытываю удовольствия, потому что она мне даёт прямо здесь — в поле, ещё и орёт как обезумевшая котяра. Вдох-выдох, я уже не играю, я ощущаю над ней власть. Ещё серия вдохов — она уже начинает мычать что-то нечленораздельное. Действительно — она сейчас моя тёлка, моя целка, моя водопадина, и я делаю с ней всё, что захочу. Вот сейчас поставлю её на колени — и она начнёт у меня просто-напросто... Ладно, не отвлекаюсь больше, перехожу к соитию.

Я прохожу сантиметры в её девственно-чистое обезумевшее от желания тело. «Сделай уже это!» — движется она ко мне навстречу. «Ты же этого хочешь... Натяни свою сучку. Отым-м-м... граа-ах! Да... о да! прямо в этом поле! Ну чего же ты ждёшь?» — Я медленно вытаскиваю свой ускоритель, и она начинает бешено колотить по мне кулаками: «Да как ты смеешь, подонок! Гадина, сволочь! Я тебе отдала всю себя! Доведи меня уже! Ты хочешь, чтобы я сошла с ума? Поздно! Я уже твоя... Ну дай же мне себя снова!». Она яростно накидывается ртом на меня, но я шустрее, уворачиваюсь, и она падает лицом в неизвестно кем брошенный здесь пакет с майонезом. Поднимает голову — и я не сдерживаюсь и начинаю доводить себя самостоятельно. Она так сексуальна с этой белой хреновиной на лице... Она действительно обижается, но мне не нужно даже её тело. Да его и не существует. Ведь сейчас на неё дрочу, наверняка, не один только я. А ведь она всего лишь фантазия в каком-то чумном, воспалённом похотью разуме, хотя существует и реальная девчонка.

Я зову её Дашей — если хотите — Дарьей, потому что именно эта девушка, ничем не заслужившая, как мне тогда казалось, подобного обращения, в своё время была для меня недоступной, полным воплощением моего желания и пролитых на носовой платок гормонов. Дни и ночи я ходил за ней и вздыхал от невозможности душевного соития и более плотских сказочных «поёбушков». А года через два я узнал, что она трахается с половиной курса. Извините уж за слово, но она не проводила ночи, не «любилась» с кем-то, она именно Трахалась налево и направо, если хотите, еблась раком и обсасывала стояки, испытывая от этого какие-то садистские противоречащие интеллигентному разуму эмоции. Мне намекали, но я не верил. Всё говорило об этом — пакетики от презервативов под её кроватью, гадски выползающие уголками на всеобщее обозрение; сушившиеся на дверце шкафа стринги кроваво-красного цвета и боди, отливавшее матовой пурпурностью, — а я не верил.

Она была для меня богиней до того самого момента, пока я не заглянул к ней «на чай» с утреца... Трое моих знакомых готовили из неё завтрак, эдакую фаршированную утку или курицу, если можете себе такое представить. Один фаршировал своими яблоками её через клювик; второй накачивал майонезом через попку; ну а третий... ладно, думаю, что вы и сами уже догадались, что он пытался зачистить её перед от пёрышек. Ещё два «повара» стояли рядом и сервировали блюдо немного жидковатым сырным соусом.

Вот именно после этого момента у меня в жизни навсегда поселилось отвращение к имени Даша и вообще ко всем девчонкам, которых так звали. Я думал заочно, что все девушки с этим именем — это кем-то нафаршированные куры. (Хотя, будучи откровенным, чуть позже то же самое я сделал со своей будущей женой, но этот процесс был обставлен совершенно иначе: свечи, музыка, романтика... в клюв оно давись)...

Вот, и возвращаюсь теперь к интеллигентности своего настоящего рассказа. Дочку мы с женой назвали Даша... Да, я не мог противостоять мольбе в глазах Ирочки, особенно когда она надевала бежевую сеточку и сексуально обвивала ножкой посаженную нами не так давно вишенку во дворе. Пикантности моменту придавало то, что нас в этот момент могли увидеть соседи. И если я ещё мог хоть как-то объяснить то, что я разгуливаю по собственному участку в армейских плаварях с расставленной и готовой уже к передаче антенной, то она уж никак не могла бы сказать, что её одежда истрепалась до дыр в сеточку... Тем паче она не смогла бы объяснить, почему на ней лакированные сапожки, в руках странная дохлая чёрная извивающаяся змея, а на голове ковбойская шляпа. Да уж — в таких играх мне с ней было не тягаться. Смотря со стороны на самого себя — немолодого уже, имеющего пивной животик лысеющего мачо, я вообще не понимал, что пробуждаю до сих пор в этой архибогине, готовой пойти за мной на край света... Быть может секрет был в том, что я знал все её точки до единой и умел вызвать целый фонтан эмоций как внутри — так и снаружи.

В любом случае — теперь её не было рядом. Но со мной осталась не только память о ней, но ещё и горячо мною любимая дочь, изначальное имя которой у меня не поворачивается язык назвать и сейчас, после полного её обучения.

И вот, в один день я решил полностью и навсегда изменить её жизнь к лучшему. Первым делом под руку попались документы на имя Дарьи Максимовны. Несложными манипуляциями через пару недель она стала Фениксом — ибо это было единственное животное, птица — кому как более угодно, которая умела отстоять свою жизнь, свои принципы даже после собственной смерти.

Это было просто, дочке я читал много сказок, в том числе сочинённых мною, поэтому переход к сказочному имени она восприняла с огромным восторгом и ту же побежала хвастаться своим подружкам своим новым именем, заодно строго-настрого запретив всем называть её Дашей. рассказы эротические И вправду, сложно придумать обидную вызывалку, когда твоё имя Феникс, правда? «Маша — два рубля и наша», «в Оле мало алкоголя», «Таня даёт раком на диване», «Света — звезда минета»... ну, все вы знаете такие обзывашки из нашего постсоветского, разваливающегося детства, не так ли? Не хочу никого лично обидеть, потому сразу скажу рифму к своему имени, а вы уж выбирайте, которое из них: «Коле — пиздюлей до боли», «Макса — плакса», «Стасик — пидорасик», «Павлик — шмавлик», «Антон — вообще с именем не повезло... «. Было у многих в детстве, было обидно, но — самое интересное — нынешние дети откуда-то тоже знают эти присказки. Странно — откуда бы?

Так вот, этим вечером, когда она вернулась, — я уже ждал её на диване в зале. Вернее как ждал — я просто валялся и смотрел, как мой герой детства Бонд... Джеймс Бонд соблазняет очередную шлюшку. Моя дочка уже умела разговаривать на английском и итальянском довольно свободно, стрелять из пистолета системы Макаров, отжиматься 50 раз (для моей девчушки это было только начало!), обсуждала со мной политику и варила борщ. Последнее на тот момент было самым приятным из тех навыков, которым я её обучил. Я долго думал, какое время стоит выбрать для обучения её новой «специальности» и, наконец, решился.

Звякнули ключи в замочной скважине. Феникс вернулась домой с гулянки. Неслышно разувшись, она прошла на кухню и зашуршала какими-то пакетами.

— Па-а-ап! — услышал я её детсковатый голосок.

— Да, доча! — ответил я ей, поглаживая набухающий от предвкушения член.

— Что такое «залупа»?

Я аж подскочил на диване, она что — подглядела?

— Дочка, ты где услышала это слово? — я понял, что время было самое подходящее. Она ещё не узнала от шпаны, но и не вычитала в книжках.

— А это Пашка снова рассказал сегодня новую фразу: «Тракторист я хоть куды — от залупы до балды».

— А... ну... понятно теперь. Так иди сюда, я тебе покажу.

— Сейчас, пап, я только найду помидорку.

— А зачем тебе помидорка?

— Девчонки просили — они уже большие, им нужно учиться целоваться с мальчиками.

— Бросай всё, иди сюда. Успеешь ещё с мальчиками там...

Послышалось кряхтенье и лёгкое цокотанье шлёпанцев по полу.

— Ой, папа, а почему ты без плавок? — дочка смотрела на меня, не испытывая чувства отвращения, а даже наоборот, разглядывала с любопытством.

— Доча, раньше было холодно, вот папке и приходилось укутываться. Вот ты когда купаешься — ты же снимаешь с себя одёжку?

— Ну что ты со мной опять как с маленькой... Я всё поняла. Ты мне раньше говорил: повзрослеешь — поймёшь. Я повзрослела?

— Блин, ты у меня такая догадливая... Дома жарко, не стоит пачкать одежду. Так она экономится и можно меньше вещей стирать.

— Так я и на улицу могу ходить так — ответила Феникс, снимая с себя блузку. — Вообще экономия будет!

— Нет, на улицу нельзя ходить. Видишь ли, есть такой неписаный закон — все его соблюдают. Дома ходят как хотят, но друг другу не имеют права этого рассказывать, потому что произойдёт страшное...

— Что же произойдёт, пап, расскажи — мне интересно! — дочка стянула джинсы и теперь была передо мной в одних трусиках. Странно, я же всё время был рядом. Как я не заметил, что у неё такая красивая фигура, такие груди...

— Паа-аа-п! Ты чего?

— Да так, засмотрелся на тебя, красавица моя... Так вот, если ты расскажешь кому-то то, чему мы отныне будем с тобой обучаться, сразу же появится Индарго и сотворит с тобою страшные вещи...

— Поняяятно... Опять твои фантазии... Ты обещал рассказать, что такое «залупа» — она взглянула на увеличивающийся на её глазах член и эротично изогнувшись, сняла трусики, чем ещё больше оживила моего бойца.

— А... эм-м-м... а, собственно, что тут рассказывать? Вот она — я указал на него руками.

— Странно, ещё пару минут назад он был меньше.

— А хочешь фокус?

— Хороший?

— Он тебе понравится!

— Тогда конечно хочу...

— Садись поближе, — я взял её за руку и словно невзначай провёл по правому соску, потом повернул к себе и, глянув ей прямо в глаза, словно успокаивая, в следующий момент уже присосался к нему губами.

— Папочка, зачем ты это делаешь? — она заволновалась.

— Чтобы ты почувствовала, что взрослеешь!

— Но мне больно... Точнее... я не могу это описать. Какое-то странное чувство, словно что-то колется, подступает откуда-то изнутри...

— Нет, ты сейчас чувствуешь практически то же, что и я... Тебе понравился вчерашний день рожденья?

— Да, конечно, папочка! Ты у меня лучший на свете! — она прыгнула на меня и обняла, невзначай задев ножкой за живое. Однако я не хотел торопиться.

— Феникс! Если ты так благодарна, ты можешь не говорить мне спасибо, даже не улыбаться. Теперь ты взрослая, тебе уже 18! и чтобы выразить свою высшую степень благодарности, ты должна выжать из меня немного нектара.

— Чего-чего? — не поняла она.

— Ну, то есть аккуратно ты должна поцеловать мою эту самую залупу (в этот момент я поморщился, понимая, что это не самое подходящее слово), а потом также аккуратно взять её в ротик и ждать, чтобы оттуда появилась жидкость. Если она появится, значит ты отблагодарила меня. А если нет... что же, значит, ты не была мне благодарна от души.

— Пап, да я тебе всегда и искренне благодарна — за всё!

— Тогда докажи!

— Да хоть сейчас! Дочка слезла с меня, уселась рядом поудобнее на диване и взяла в руки ещё непонятное пока для неё естество. — А он меняется в размерах!

— Правильно! Потому что ему скучно на одном месте.

— А почему у меня дырочка, а у тебя палочка? То есть, я хотела сказать, залупа...

— Нет, это лишь кончик, а весь он целиком называется членом... Так вот, для чего тебе дырочка я объясню чуть позже, а попробовать всё ты сможешь с другими мальчиками, но не раньше, чем я тебе это разрешу, а иначе ты превратишься в страшную уродину!

— Как тётя Валя?

— Даже хуже — улыбнулся я, еле сдерживая прорвавшийся внезапно смех. Тётя Валя раньше слыла той ещё Прости душу...

— Хорошо, я начинаю! — Феникс опустилась на колени и, наклонив голову, поцеловала моего Тристана. Он яростно забил копытами и вновь встал на дыбы. Дочка вопросительно взглянула на меня, я лишь кивнул, и она жадно вскочила в седло, точнее накинулась губками на островершие. Я не ожидал подобного напора. Её язык метался из стороны в сторону, явно не находя себе места, шершавые стенки и зубки обхватывали моего Гермеса словно пасть собаки обхватывает кость. О, это было чудесно! Хотя она лишь начинала свой путь избранной. Поняв, что она не может ничего добиться в течение уже минут десяти, дочка подняла голову и постаралась перевести дыхание. В уголке её рта задержалась капля моей смазки. Это выглядело так эротично, что я не выдержал и, схватив её за подбородок, томно поцеловал в губы. Бедную девочку передёрнуло, словно по ней пробежалась волна электричества, и она осоловелым взглядом вновь окинула всё моё владение.
Я подготовился — аккуратно подбрил свои заросли, теперь там было всё идеально как на газоне перед Букингемским дворцом. Он и сам был как дворец — мощный статный 14-сантиметровый красавец.

Феникс отдыхала недолго — в ход пошли ручки — сама природа помогала ей... или всё же она откуда-то этому уже научилась и сейчас лишь практиковалась? У меня закралось смутное сомнение — я на секунду представил её теряющей девственность и внезапно сам подошёл к пиковой точке, забрызгав её лицо своими соками.

Она инстинктивно отшатнулась, однако в следующий же момент насадилась обратно и стала доить его до последней капли. Более волшебного минета мне не делала ещё ни одна кобылка, с которыми я встречался раньше и которые были у меня после её мамы...

— Ты у меня умница, Феникс, порадовала папочку, теперь можешь одеваться.

— Но я же не специально отшатнулась, паа-а-ап! — с мольбой в голосе и чуть ли не слезами на глазах протянула она.

— Ты к чему?

— Можно я больше не буду одеваться дома?

— Хорошо — улыбнулся я — но с одним условием!

— Каким же?

— Никому ни слова! Я не хочу терять тебя такую навсегда!

— Договорились, пап! Но и с тебя тоже обещание!

— Какое же?

— Когда ты будешь приходить с работы, ты будешь сразу же идти в душ, и мы будем вместе купаться, а то мне одной одиноко и скучно.

— Почему бы и нет, договорились...